Г.Г.: Не всегда. Дело в том, что это, можно сказать, производство. За Оскаром стоит огромное количество людей, всяческие амбиции. К тому же Америка — это такая страна, где есть огромное количество всевозможных табу. Например, вспомните церемонию Оскара, которая была несколько лет назад. Там дали награды всем афроамериканцам, потому что нужно было соблюсти политическую политкорректность. К сожалению, некоторые фильмы, которые действительно стоят чего-то, проходят, как у нас говорят, «мимо кассы». Так же в Голливуде не любят серьёзного кино, в последнее время снимают вестерн, мелодрамы. Я не говорю, что это плохое кино, но Оскар не ориентирует на серьёзный кинематограф, ориентирует на тот уровень зрителя. Вообще история Оскара потрясающая. Она началась не потому что что-то кому-то нужно было вручать. Сидел старый еврей из Одессы, и ему нужно было что-то сделать с профсоюзом. В Голливуде профсоюзы очень сильны. И он придумал такую премию, где специалисты вручают награды специалистам. Тогда профсоюзы сюда не влезут. Тогда будет определённое влияние продюсеров на всех представителей профессии. Потому что если ты получил эту премию, то выше всех, ты поднялся. Известно, что даже номинанты на Оскар переходят, так скажем, уже совершенно в другую стадию. Я стараюсь посмотреть Оскар, но не падаю в обморок, если кто-то не получил премию. Я просто констатирую факт.

А.Б.: Если анннулировать Оскаровскую церемонию, то как простому зрителю выбрать кино в целом? Куда пойти, какие ему посетить места и на что стоит обратить внимание, дабы попытаться понять этот жанр кинопроизводства вообще в целом?

Г.Г.: Кино всегда делилось на две части — коммерческий кинематограф и экспериментальный — которые очень часто не совпадали. Потому что коммерческое кино – это замечательно, публика должна смотреть детективы и т. д. А экспериментальное кино даёт путь вверх – что ещё может сделать кинематограф? Это не всегда интересно обычной публике. Я часто бываю на кинофестивалях и смотрю такие заморочки, что прихожу в ужас от того, что я вижу на экране. Якобы эксперименты, но эксперименты чаще всего у нас происходят от самого главного. У нас, к сожалению, никто ничего не знает. Все считают, что он появился первый, а до него никого не было. Они изобретают велосипеды, которые давным-давно изобретены, я уже всё это видел. И так же существует коммерческое, это прекрасно. Я поклонник детективов, мелодрам, лишь бы это было хорошо сделано.

Л.Д.: Нет ощущения засилья коммерческих лент?

Г.Г.: Это всегда было. В Голливуде 90% выпускается коммерческих фильмов и только 10% выпускается без коммерции. Но со временем и это становится штампом.

Л.Д.: Можно ли сегодня говорить о возрождении российского кино?

Г.Г.: Сейчас, в ситуации любимого всеми нами кризиса, закрывается огромное количество проектов. У нас очень хорошо стали технически снимать, блистательные операторские работы, но нет самого главного – нет истории. Голливуд рассказывает историю, чтобы мы с вами могли сопереживать. Мы сидим в зале, но нам хочется попасть туда, защитить героиню, вытащить её и т. д. А у нас в последнее время я посмотрел, и моментально всё забылось.

Л.Д.: После какой российской ленты вы посмотрели и сказали, что не всё так плохо?

Г.Г.: Я недавно посмотрел «Чужие» Грымова. Я не великий поклонник этого режиссера, но здесь он меня задел. Он задел меня той ситуацией, когда мы все говорим, какая великая страна США, и вдруг Грымов нам показывает, что кроме того, что они великие, они ещё и чужие. Фильм и назван так, потому что все чужие.

А.Б.: Кто ещё массово занимается кинопроизводством, кроме Болливуда, Голливуда и отечественного производителя кино?

Г.Г.: Я хочу сказать, что засилье американского кино и захват мирового кинорынка происходит давно. Единственная страна, которая сейчас пытается сделать свой кинематограф, это Франция. Я хочу сказать, что для того, чтобы сделать кино, нужен зритель. У нас сейчас воспиталось целое поколение, которое не знает, что такое отечественное кино. Просто одно время на экранах постоянно было американское кино. Чтобы заставить наших студентов посмотреть отечественное кино, мне приходится выступать в роли знаменитого ССовца. Только после разговоров, рассказов они начинают хоть что-то понимать. Они не умеют ходить в кино. Я, например, не люблю ходить в кино, потому что когда я вижу в зале жующих попкорн, для которых кино является довеском к попкорну, то меня это начинает раздражать. Кино — это не движущиеся картинки. В любом кино, даже в самом плохом, можно найти то, что может взять внутри.  Найдите для себя что-то и Вы поймёте, почему нужно ходить в кино. Тогда кино станет не придатком к попкорну, а попкорн станет придатком к кино.

А.Б.: От чего зависит хорошее кино? От актёра, режиссёра или оператора?

Г.Г.: Этого не знает никто. Это великая тайна. Например, возьмём фильм «Чапаев». Ведь на него никто внимания не обращал. Когда вышел фильм, то вся страна сошла с ума. Почему? Потому что там были и сценарий, и актёр, и режиссёр и т. д. Но иногда есть всё, а фильм не удался.

А.Б.: Для Вас самое главное, когда вы смотрите кино – сюжет или эмоции?

Г.Г.: Я человек простой и незатейливый. Я смотрю и всё. Я могу получить удовольствие даже от одного кадра.

Л.Д.: Спасибо большое, что пришли к нам! Всего самого хорошего! До свидания!